Летний музейный лагерь в Казанском Кремле
Летний музейный лагерь в Казанском Кремле — это инклюзивный культурно-образовательный проект, реализуемый с 2023 года на базе музея-заповедника при поддержке программы социальных инвестиций «Формула хороших дел» компании СИБУР. Лагерь предназначен для незрячих, слабовидящих, глухих и слабослышащих детей и подростков. Его участники в течение шести дней погружаются в музейную среду через тематические дни, адаптированные экскурсии, творческие занятия и мастер-классы. Программа направлена на расширение доступности музейного пространства, развитие устойчивых связей с участниками и формирование инклюзивного сообщества.
Подробнее об идеи лагеря и этапах его создания рассказала Дарья Муратова — руководитель отдела просветительских и инклюзивных программ Музея-заповедника «Казанский Кремль».
Как появилась идея создать Летний музейный лагерь именно в музее? Мы привыкли слышать о летних лагерях при школах или университетах, но формат лагеря в культурной институции воспринимается как нечто новое и нестандартное.
Прежде чем говорить о проект, стоит упомянуть предысторию инклюзивных программ музея. В 2025 году им исполняется семь лет. Комплексная программа была запущена в декабре 2018 года. Мы понимали, что невозможно сразу охватить все целевые аудитории — не хватало ни методик, ни опыта, поэтому мы выстроили поэтапный подход: начали с глухих и слабослышащих, после выстроенной системы перешли к незрячим и слабовидящим, затем — к людям с ментальными особенностями. Параллельно мы проходили обучение как специалисты, работающие в этой области.
К 2023 году пришло понимание, что мы готовы к более продолжительному и комплексному проекту — не разовому визиту или экскурсии, а формату, предполагающему полноценное погружение детей в музейную жизнь. Так родилась идея Летнего музейного лагеря (ЛМЛ). Это не лагерь в классическом понимании, это культурно-образовательный проект, который называется «ЛМЛ» или «Летний музейный лагерь», рассчитанный на несколько дней.
Решение о запуске совпало с целым рядом факторов: команда была готова, наработан тактильный материал, что особенно важно, так как первой целевой аудиторией стали слабовидящие дети. У нас уже было выстроено взаимодействие с партнерской школой для незрячих и слабовидящих детей. Мы подали заявку на грант в рамках программы «Формула хороших дел» компании СИБУР, получили финансирование и с 2023 года реализуем проект при их поддержке.
Как можно принять участие в лагерной смене?
На сегодняшний день у нас есть две смены: одна для незрячих и слабовидящих детей, другая — для глухих и слабослышащих подростков. В обоих случаях мы сотрудничаем с профильными образовательными учреждениями. В случае со сменой для слабовидящих — это школа, с которой мы сотрудничаем с самого начала проекта.
Мы видим устойчивый интерес к проекту, дети хотят возвращаться. Тем не менее, мы стараемся в первую очередь давать возможность тем, кто еще ни разу не участвовал — чтобы как можно больше детей смогли пройти через ЛМЛ. В смене для глухих и слабослышащих партнером выступает Казанская школа-интернат имени Е. Г. Ласточкина, с которой мы также тесно сотрудничаем.
Какой возрастной диапазон у участников обеих смен?
За три года реализации проекта мы пробовали работать с разными возрастными группами. В смене для глухих и слабослышащих участвуют подростки старше 14 лет — это проектная смена, где важно не просто познакомить ребят с музейной жизнью Казанского Кремля, но и совместно создать продукт, ориентированный на таких же подростков, как они.
С незрячими и слабовидящими детьми мы опробовали разные возрастные форматы: от 7 до 15 лет. В 2025 году прошло две смены: одна — для младшего возраста (7–11 лет), другая — для подростков (12–15 лет). В младшей смене мы делали акцент на первом большом погружении в музей: рассказывали, что такое музей, зачем он нужен, как устроены его пространства, что можно и что нельзя. В старшей смене, где были в том числе ребята, участвовавшие в проекте в 2023 году, мы углубились в «закулисье» — знакомили участников с музейными профессиями и сотрудниками, открывали для них внутреннюю структуру институции.
С какой целью запускался проект и какие задачи вы ставили на старте? Как изменились цели и задачи лагеря за три года — удалось ли достичь задуманного и что стало новым приоритетом?
То, что мы изначально задумывали — создать комплексный многодневный проект для конкретной аудитории — удалось реализовать в полной мере. Особенно важно, что через Летний музейный лагерь мы смогли познакомить ребят с музейной жизнью Казанского Кремля, для многих это стало их первым опытом взаимодействия с музеем.
В рамках инклюзивных программ для нас принципиально значимы два аспекта. Во-первых, возвращаемость — важно, чтобы участники регулярно возвращались на наши программы. Во-вторых, важна идея «взросления» посетителя: мы стремимся сопровождать человека на каждом этапе его жизни. Мы хотим, чтобы в любой момент у него была возможность прийти в музей и найти для себя актуальное предложение. Чтобы взрослел человек, взрослел музей и вместе с ним развивались наши программы.
Сейчас ЛМЛ рассчитан на детей 7+ — младший школьный возраст, но это уже первый шаг, важное знакомство с музеем. Мы видим, как участники самой первой смены до сих пор остаются с нами, возвращаются, посещают новые выставки, участвуют в экскурсиях и мероприятиях. Мы поддерживаем с ними и их родителями постоянную связь в течение всего года. ЛМЛ — это не разовая акция. Проект позволяет нам формировать сообщество, которое с каждым годом только расширяется — и это действительно ценно.
Какова продолжительность одной смены? Какие именно форматы включены в программу? Это всегда практические занятия, воркшопы, мастер-классы, или предусмотрены и теоретические блоки?
Программа одной смены длится шесть дней — с понедельника по субботу.
В первой смене для незрячих и слабовидящих детей (7-11 лет) каждый день смены посвящен определенной теме: «История», «Искусство», «Наука», «Ремесло», «Традиции». В соответствии с тематикой дня подбираются музеи и выставки, мастер-классы, творческие занятия и активности. Например, в день «Ремесло» у нас запланирована экскурсия в Музее Спасской башни и мастер-класс в ремесленной мастерской, в день «Науки» посещение Музея естественной истории Татарстана и мастер-класс по ботанике и т. д.
Во второй смене для незрячих и слабовидящих детей (12-15 лет) мы с ребятами говорили о музейных профессиях и знакомились с ними.
Третья смена для глухих и слабослышащих подростков (14-18 лет) — проектная. Поэтому каждый день состоит из двух блоков: музейного и образовательного. В рамках музейного блока мы знакомимся с музейной жизнью Казанского Кремля через экскурсии и мастер-классы, в рамках образовательного блока предусмотрены короткие лекции, занятия и подготовка совместного проекта. В 2024 году мы с участниками ЛМЛ подготовили подростковый видеогид на РЖЯ по территории Казанского Кремля. В 2025 году совместным проектом стала экскурсия, которую участники презентовали и провели для родителей и друзей в финальный день смены.
Как устроена подготовка к смене: с чего начинается работа, сколько она длится и какие этапы включает?
Вы ориентируетесь на запросы родителей при выборе тематики или распорядка дня? Бывает ли, что родители предлагают включить что-то конкретное в программу, и как вы с такими запросами работаете?
До этого момента — нет. У нас уже есть готовая программа, которую мы разрабатываем заранее и предлагаем родителям. С ней мы и знакомим семьи.
Но к тому, что звучит от родителей на этапе собрания, мы всегда прислушиваемся. Например, если кто-то говорит: «У моего ребенка аллергия на определенные вещества» или «У него есть особенности, связанные с подвижностью — определенные активности ему не подойдут», — мы обязательно это учитываем. Если какая-то активность уже запланирована, у нас всегда предусмотрены перерывы и возможность адаптировать программу.
Главная задача — сделать так, чтобы никто не почувствовал себя «исключенным». Мы подбираем активности, которые будут доступны всем детям. Именно поэтому нам так важно провести очное родительское собрание: на нем мы проговариваем возможные риски и нюансы.
Как вы справляетесь с ситуациями, когда ребенок приходит на занятие, но вдруг отказывается заниматься — не хочет рисовать или просто не в настроении? Бывали ли у вас такие случаи?
Да, такое случается довольно часто, даже в рамках одной смены. Это чаще наблюдается с подростками. Если говорить о детях 7–10 лет, то для них все обычно интересно, и обратная связь приходит сразу. С подростками сложнее — у них уже есть предпочтения: что-то нравится, что-то нет.
Мы заранее распределяемся с коллегами, кто за кем из ребят будет закреплен, и просто поддерживаем диалог. Если ребенку что-то не по душе или сейчас он не в настроении, мы просто обсуждаем это, даем время, можем отвлечься, отойти, а потом возвращаемся и завершаем занятие вместе. Ни разу не было, чтобы ребенок полностью отказывался работать весь мастер-класс.
Очень важно работать с родителями — для меня это ключевой момент. Часто ребенок может сказать нам, что ему не нравится, а родители потом рассказывают, что он пришел домой в восторге. Это не потому, что ребенок специально скрывает свои чувства, а скорее потому, что иногда он просто проявляет характер, а в итоге все же ему действительно нравится.
Если от аудитории перейти к команде организаторов: кто участвует в проекте? Какие специалисты, внутренние и внешние, задействованы? Например, музейные сотрудники, экскурсоводы, а есть ли психологи, арт-терапевты или другие специалисты?
На сегодняшний день программу составляют сотрудники отдела просветительских и инклюзивных программ — это три человека .В проекте также участвуют волонтеры, которые проходят подготовку, и педагог из школы-партнера проекта. Школа подбирает педагога по нашему техническому заданию, и он всегда работает вместе с нами. привлеченные специалисты для проведения мастер-классов и творческих занятий, фотограф и видеограф. В смене для глухих и слабослышащих подростков есть переводчик русского жестового языка.
В итоге на каждую смену у нас собирается более 30 человек. Это серьезный масштаб, учитывая всех специалистов, ведущих мастер-классы, обеспечивающих питание.
Есть еще один очень важный для нас момент — это участие в проекте наших музейных коллег из других культурных институций. Каждый год к нам приезжает кто-то из профессионального сообщества, и это невероятно ценно. В первый год проекта к нам приехала Лена Шарова — тогда она была куратором инклюзивных программ в Музее русского импрессионизма. Она просто написала, что хотела бы приехать и принять участие в проекте, как волонтер, потому что ей близка наша идея. А в итоге провела замечательное творческое занятие для ребят. Я ответила: «Лена, волонтером тебя не отпустим — если уж едешь в Казань, давай проведешь занятие для ребят». Так все и получилось.
В прошлом году к нам приехала коллега из Дома культуры «ГЭС-2», которая занимается медиациями. Она тоже захотела быть волонтером, подала заявку и провела с нами все шесть дней — полностью посвятила свое время лагерю. Это всегда вызывает восхищение — никто из волонтеров не приходит просто «для галочки» или ради строчки в резюме. Все действительно вовлечены, им интересен проект, он им близок, и они искренне хотят быть частью команды.
Вы мой вопрос предугадали, я хотела как раз спросить, как вообще вот организация лагеря и участие как бы в организации лагеря влияет на самих сотрудников и на вас?
Мы и не ожидали, что столько людей внутри организации так активно включатся в проект и будут способствовать, чтобы он состоялся.
Конечно, бывают недопонимания — это естественно для любого проекта, и не всегда все идет идеально. Но то, что люди понимают важность этого проекта для организации и действительно включаются, очень поддерживает.
Очень важно, что ценность проекта понимает и наш руководитель — директор музея. Он максимально вовлечен: приходит на открытие смены, интересуется, как проходят дни, присутствует на закрытии, чтобы вручить ребятам памятные сувениры. Это очень важно. Он всегда рассказывает о проекте, когда говорит о наших инициативах, и Летний музейный лагерь занимает там особое место — и это тоже очень ценно.
С какими трудностями вы сейчас сталкиваетесь? Что из этого кажется самым сложным — может быть, внутренние процессы или внешние обстоятельства?
Если говорить о серьезных трудностях — пожалуй, их нет. Бывают мелкие организационные сложности в течение дня, когда что-то пошло не по плану. Но все это решаемо. Бывает сложно в моменте, когда работаешь с младшим возрастом (с незрячими и слабовидящими детьми): они подвижны, и рисков больше. Но именно для этого и нужна наша команда — чтобы поддержать, помочь, вовремя среагировать.
Иногда в моменте чувствуешь стресс, но если оглянуться назад, понимаешь — да, были трудности, но все преодолимо.
А если говорить не о расширении по возрасту, а по аудитории — вы задумывались о том, чтобы в лагере участвовали ребята с другими формами инвалидности? Например, дети с нарушениями опорно-двигательного аппарата — такими, как пользователи кресел-колясок.
Мы действительно недавно получали такие запросы от родителей — они спрашивали, не хотим ли мы попробовать провести смену для детей с ментальными особенностями, например, с аутизмом или синдромом Дауна. Но здесь все гораздо сложнее. Мы должны быть абсолютно уверены, что готовы — и методически, и с точки зрения адаптированности наших площадок. Пока такого ощущения полной готовности нет. Возможно, это не история ближайшего года, а, скажем, 2027-го. И, может быть, это вообще потребует другого формата — переработки самой идеи проекта под такую аудиторию.
На данном этапе нам пока сложно сказать, сможем ли мы реализовать такую смену именно в рамках ЛМЛ. Это требует серьезного обдумывания и подготовки.
Вы упоминали, что многие возвращаются — расскажите, как это происходит? Как формируется теплая и устойчивая связь с детьми?
Когда знакомый ребенок приходит снова в музей — это всегда очень ценно. За время смены ты с ними подружился, они вовлеклись, и через год вдруг возвращаются — «Дарья, я так по вам соскучилась!» Или узнают кого-то из команды и радуются: видно, что кто-то из сотрудников им особенно запомнился.
Особенно это ощущается с незрячими и слабовидящими детьми — они часто привязываются к сопровождающему, с которым проводят много времени. Мы стараемся менять состав сопровождения в течение смены, чтобы дети успели познакомиться с разными людьми. Но если видно, что ребенку с кем-то особенно комфортно, то можем оставить одного человека с ним на несколько дней.
А когда потом ребята приезжают в музей в течение года — на экскурсии, на программы — видно, как они скучали. Помню, в первый год мы пригласили их на новогоднюю программу, и они приехали с плакатом: «ЛМЛ — лучший лагерь!» Там были пожелания, рисунки — это было невероятно трогательно.
Что нужно, чтобы такие инклюзивные лагеря появлялись в других музеях и регионах? Что бы вы посоветовали коллегам или что считаете важным для запуска подобных проектов?
Чтобы реализовать такой проект, нужен человек, готовый взять на себя ответственность и довести инициативу до конца — не просто придумать, а быть вовлеченным на всех этапах. Важно, чтобы он не перекладывал все на других, а сам собирал команду, принимал решения и был в курсе всего процесса. Конечно, один не справится — нужна внутренняя команда, пусть даже небольшая. У нас в отделе всего три человека, но нас объединяет общая вовлеченность: за три года коллеги полюбили проект и искренне за него переживают — и это, пожалуй, главное.
Важно заранее планировать ресурсы: понимать, что можно сделать силами музея, а где потребуются дополнительные средства — на специалистов, питание, сопровождение. Для этого есть гранты, и главное — вовремя подать качественную заявку. Если мы хотим провести смену летом 2026 года, думать о ней нужно уже сейчас, а не за два месяца до старта. Успешный лагерь — это результат системной и долгой подготовки.
Читайте далее
На следующей странице — интервью с Кристиной Краснянской, исполнительным директором Еврейского музея и центра толерантности, и Аюной Мархаевой, куратором отдела инклюзивных практик Еврейского музея и центра толерантности. Коллеги поделились, как они создают атмосферу принятия и поддержки в музее.
