Уродливое — это новое прекрасное
РУБРИКАТОР
I. Концепция II. Введение III. Мода как поле напряжения: уродство как концепт IV. Искусство V. Видео-арт и перформанс VI. Современное искусство VII. Заключение VIII. Библиография IX. Источники
КОНЦЕПЦИЯ
Можно ли считать эстетизацию уродства новой формой культурного сопротивления идеалу и инструментом освобождения тела от нормы?
Почему в эпоху тотального визуального контроля и навязанных стандартов красоты современная культура всё чаще обращается к уродству и антиэстетике как к новой форме идентичности?
Именно такие вопросы возникают в моей голове, когда я размышляю об антиэстетике и всё что с этим связано.
Цель моего визуального исследования — проследить, как антиэстетика проявляется в современной культуре, через какие образы, визуальные приёмы и символику она работает, и главное — почему сегодня «уродство» или «неудобство» всё чаще воспринимается как новое красивое. В рамках этого проекта я рассматриваю, как различные визуальные практики — от показов мод и рекламных кампаний до видеоарта и фильмов — обращаются к телу, не укладывающемуся в идеальные параметры.
Задачами исследования выступают сбор визуальных примеров, анализ, какие именно приёмы используются для вызывания ощущения «антикрасоты», и попробовать понять, откуда вообще у общества появляется эта потребность — смотреть на неприятное, кривое, странное, физически нестабильное. Почему мы больше не верим в глянец, и что нас привлекает в несовершенстве?
ВВЕДЕНИЕ
Существует такое понятие как «ugly beauty», довольно интересный тренд и тема, куда относят и фильтры различных соцсетей, которые меняют наше лицо до неузнаваемости, и различные формы искусства, затрагивающие эту тему, так и маркетинговые ходы модных домов для пиара.
Если говорить о ситуации в целом, то за последнее десятилетие в визуальной культуре наблюдается устойчивый сдвиг от традиционного представления о красоте к эстетике и образам, которые раньше считались «неподобающими», «уродливыми» или маргинальными. Меня заинтересовала тема антиэстетики — то есть сознательного отказа от классических канонов гармонии и привлекательности в искусстве, моде, рекламе и кино. Особенно важно, что это явление уже перестало быть редкостью или провокацией: оно становится полноценной эстетической и культурной позицией.
МОДА КАК ПОЛЕ НАПРЯЖЕНИЯ: УРОДСТВО КАК КОНЦЕПТ
Идея «уродства» в моде становится не столько противоположностью красоты, сколько её антиподом, необходимым для того, чтобы само понятие «красивого» могло существовать. Современные визуальные культуры всё чаще отказываются от классических понятий гармонии и идеала в пользу нестабильного, странного, тревожного образа тела. Это связано с размыванием норм, постгендерной эстетикой, постинтернет — влиянием и усталостью от массовой «глянцевой» унификации.
В кампании Gucci 2018-го фигурирует девушка без переднего зуба (Дани Миллер), мужчина в платье и модели с анатомически «негармоничными» чертами лица: асимметрия, кривые зубы, мощные уши, неухоженные брови.
Gucci ставит в центр тела, которые обычно игнорируются или высмеиваются. Это «новые аристократы» у Алессандро Микеле. Он цитирует эстетику католичества, фетишизма и античной живописи.
Таким образом бренд становится не просто инклюзивен — он стилистически возвышает «другое» тело. Это эстетика не жалости, а гордости за инаковость.
Армине Арутюнян — модель Gucci
Реклама помады «Rouge à Lèvres Satin», в которой снялась панк-певица Дэни Миллер, 2018 | Выпуск платья для мужчин, осенне-зимняя коллекция 2020 года
На показе Rick Owens FW2019 модели были загримированы как живые мертвецы: серый грим, блеклая кожа, обнажённые ноги, острые плечи.
Ричард Сатурнино работает с телом как с постчеловеческой формой — как будто это не мода, а скульптура после ядерной зимы. Модели становятся зомби, киборгами, призраками.
Могу предположить, что это отказ от буржуазной сексуальности. Тело не для желания — оно для страха, тревоги и силы. «Уродство» у Оуэнса — это эволюция.
Показ Rick Owens Fall 2019 Ready-to-Wear Collection
Показ Rick Owens Fall 2019 Ready-to-Wear Collection
Продолжает эту цепочку Maison Margiela Artisanal (под руководством Джона Гальяно), где модели носили пластиковые маски, повторяющие их лица, но искажающие их: они выглядели как восковые куклы, роботы или «неживые» двойники. Использование маски играет роль не чтобы скрыть, а чтобы выявить: где заканчивается человек и начинается образ?
Показ 2024-го года Maison Margiela Artisanal Collection
В коллекции Comme des Garçons FW 1997 дизайнер Рей Кавакубо представила модели с необычными силуэтами, создающими впечатление деформированных тел. Она использует нестандартные формы и объемы, чтобы бросить вызов традиционным представлениям о красоте и моде.
Comme Des Garçons весна-лето 1997 Body Meets Dress
В коллекции «VOSS» (SS 2001) Александр Маккуин представил моделей в образах, вдохновленных психиатрическими учреждениями, подчеркивая нестандартные и тревожные элементы.
Коллекция «VOSS» (SS 2001)
В наше быстроразвивающееся время мода начала демонстрировать на подиумах и в рекламных кампаниях — тела, которые раньше прятали, и лица, которые не вписываются в привычную картинку глянцевой красоты, — уже давно существует в искусстве и кино.
Но в отличие от моды, которая часто остается на уровне формы — в кино и видеоарте тело действительно страдает, разрушается, становится другим. Здесь уродство — не стилистика, а следствие внутреннего конфликта, боли, или наоборот, попытка освободиться от рамок «нормального».
ИСКУССТВО
Если смотреть на современное искусство, видеоискусство, кино и фотографию как на форму культурной критики, становится очевидным, что эти медиа не просто развлекают или рассказывают истории. Они разбирают культуру на части, критикуют её, показывают, где болит. Видеоарт и авторское кино сегодня — это инструменты, через которые художники говорят о власти, гендере, теле, потреблении, красоте, травме и идентичности. Это не просто образы — это высказывания, иногда болезненные, иногда абсурдные, но всегда вовлечённые в реальность.
Это не критика культуры как чего-то «высокого» — это анализ того, как культура работает, кого она включает, а кого исключает, чему учит, какие образы навязывает, чью правду показывает, а чью игнорирует. Это, по сути, политический жест: культурная критика вскрывает структуру нормальности и говорит, что «естественное» — это всегда результат системы.
ФРЭНСИС БЭКОН
Фрэнсис Бэкон, Эскиз для трех голов, 1962
Фрэнсис Бэкон использует деформацию как художественный приём: тела у него растекаются, искажаются, разрываются. Он не показывает насилие напрямую — он показывает его последствия: растянутое лицо, вывихнутая поза, сжатый рот, сдавленное пространство. Эти тела не «уродливы» в банальном смысле, но они болезненно реальные, они существуют в крике, в изломе, в невозможности быть «нормальными».
Бэкон переосмысляет знаменитый портрет Папы: вместо величественного духовного лидера мы видим кричащую фигуру, затянутую в вертикальные полосы, как в клетку. Здесь уродство — это изнутри вывернутая власть, душа, терзаемая страхом и виной. Это визуальное мучение — не просто боль тела, а боль существования.
ДИЕГО ВЕЛАСКЕС. «ПОРТРЕТ ПАПЫ ИННОКЕНТИЯ X», 1650 | «ЭТЮД ПО ПОРТРЕТУ ПАПЫ ИННОКЕНТИЯ X РАБОТЫ ВЕЛАСКЕСА», 1953
Для Фрэнсиса Бэкона уродство — это путь к правде, способ разрушить условности и добраться до сущности человека. Его искусство не пугает — оно отказывается успокаивать. Это боль, в которой есть глубина.
«Автопортрет с поврежденным глазом» | Этюд к портрету Изабель Росторн, 1965
ДЖЕНИ САВИЛЬ
Джени Савиль работает с женским телом, переосмысляя представления о красоте, сексуальности и идентичности. Её живопись часто сравнивают с Бэконом — но у неё телесность политическая и феминистская.
Савиль пишет огромные, массивные тела, часто обнажённые, с растянутой кожей, с жировыми складками, с синяками, растяжками, следами пластических операций. Она не прячет «некрасивое» — наоборот, она увеличивает, приближает, делает главным. Эти тела не вписываются в стандарты красоты, но именно поэтому они — реальны, живые, настоящие.
«Автопортрет», 1991.
Работа «Propped», 1992, где огромная женская фигура сидит, словно упираясь в пространство. На теле — напряжение, на лице — усталость и решимость. На зеркальной поверхности внизу выгравирован феминистский текст. Это не просто портрет — это визуальный манифест, в котором уродство — это отказ быть объектом. Это тело заявляет себя, несмотря на ожидания общества.
Савиль изображает себя с огромным телом, на коже — надписи: «Supportive», «Decorative», «Petite» — стереотипные клише о женственности. Это телесная сатира, искусственный конструкт, в котором «уродство» становится языком бунта против визуального гнёта глянца.
«Branded», 1992 | «Propped», 1992
ДИАНА АРБУС
Когда мы говорим об уродстве как концепте в визуальном искусстве, невозможно пройти мимо Дианы Арбус. Её фотография — это не просто документальность, это пограничное видение, вызов привычным представлениям о красоте, норме и «естественности». Арбус стала одной из первых, кто сделал инаковость не темой сочувствия или шока, а зоной визуального интереса, этического столкновения и глубокой культурной критики.
Она фотографировала карликов, трансвеститов, людей с ментальными расстройствами, людей в костюмах, пожилых обнажённых натурщиков, близнецов, «фриков», эксцентричных нонконформистов и маргиналов. Но то, что делает её фотографии уникальными — это отказ от дистанции, от «зумного» взгляда на «другого».
Почему её работа важна в контексте уродства? У Арбус уродство — это не то, что внешне не соответствует норме, а то, что не позволяет расслабиться, не даёт просто «поглазеть» и пойти дальше. Её фотографии смотрят в ответ. В них почти никогда нет «режиссуры» — только фронтальность, прямой контакт, абсолютная неподготовленность зрителя к самому факту существования этого «другого».
Молодая семья на воскресной прогулке. США, 1966 | Это Эдди Кармел, еврей-гигант с родителями в гостиной их дома в Бронксе. США, 1970
Однояйцевые близнецы, Розель, Нью-Джерси, 1966 | Девочка в плавательной шапочке, 1990
Женщина с подводкой для глаз, Нью-Йорк, 1967 | Блондинка с блестящей помадой, Нью-Йорк, 1967
Карлик-мексиканец | Пуэрториканка с отметкой красоты, Нью-Йорк, 1965.
Работы Арбус многими критиковались за эксплуатацию маргинальности: якобы она «использовала» других людей для эстетического шока. Но на деле — она скорее разрушала иллюзию социальной гигиены. Арбус показывает, что «другой» — это не тот, кто живёт на обочине, а тот, кто рядом, просто мы его не хотим замечать. Она не делает своих героев красивыми или уродливыми — она делает их настоящими, неотредактированными, с тем напряжением, которое обычно вырезают из глянца.
ВИДЕО-АРТ И ПЕРФОРМАНС
В отличие от живописи или фотографии, где уродство фиксируется в одном кадре, видеоарт и кино способны разворачивать образ во времени, показывать процесс трансформации, страдания, метаморфозы. Это позволяет глубже исследовать не только внешний вид, но и внутреннее состояние, психологию, социокультурный контекст. Видеоарт часто работает на грани документальности и абстракции, используя тело как пластический материал для выражения тем боли, инаковости, разрушения. Здесь уродство — не столько о шоке, сколько о переживании, интуитивном понимании через образ и движение.
Orlan — «The Reincarnation of Saint Orlan» (1990–1993) Французская художница, известная своими перформансами с хирургической трансформацией лица. В видео показан процесс «переформатирования» тела, где уродство становится искусством и критикой стандартов красоты.
Valie Export — «Tap and Touch Cinema» (1968) — это радикальный перформанс и видеоарт, в котором австрийская художница Валие Экспорт провела провокационный акт протеста против традиционного восприятия женского тела и зрительской пассивности. В этом перформансе она вышла на улицу, надев «киноэкран» — металлическую коробку размером с небольшой экран, прикрепленную к груди, обнажая при этом грудь. Таким образом она буквально превратила свое тело в экран, приглашая прохожих дотронуться до неё, задействовав зрителя как активного участника перформанса.
КИНО
Фильм «Человек-слон» (1980, реж. Дэвид Линч) — глубокое исследование темы уродства и человеческого достоинства. Главный герой — Джозеф Меррик, человек с тяжелыми физическими деформациями, который в фильме показан не просто как объект внешнего отторжения, а как личность с чувствами, мечтами и болью. Антиэстетика здесь выражена через визуальное представление тела героя — его искажённая внешность вызывает у зрителя одновременно отторжение и сострадание. Линч ломает привычные стандарты красоты, предлагая посмотреть на уродство как на часть человеческой сущности, что расширяет понимание красоты и человечности в культуре и искусстве. Можно отметить, что в фильме поднимают вопросы о социальной изоляции, эмпатии и принятии, делая уродство мощным культурным и этическим концептом.
«Человек-слон», Дэвид Линч, 1980
Фильм «Гуммо» (1997) — классический пример антиэстетики в кино. Он показывает уродство не через грим или спецэффекты, а через реальных людей с нестандартной внешностью, социальную нищету и разрушенную среду. Визуальный стиль фильма — грязный, фрагментарный, иногда шокирующий — ломает привычные стандарты красоты и комфорта зрителя. Антиэстетика здесь служит средством критики общества, показывая то, что обычно скрывают или идеализируют. Здесь в фильме «Гуммо» поднимают тему уродства как отражения социальной и культурной реальности, что очень важно для понимания современного визуального искусства и моды.
«Гуммо», Хармони Корин, 1997
И, конечно же, не стоит забывать про современный артхаус, который исследует тему тела и уродства через призму личной и социальной трансформации. В центре сюжета — герои с нестандартной внешностью и телесными изменениями, которые сталкиваются с обществом, навязывающим строгие стандарты красоты. Антиэстетика в фильме выражается через искажения, шрамы и нестандартные формы тела, а также через визуальные приёмы — смазанность кадров, нечеткость образов, фрагментарность. «Субстанция» показывает уродство не как дефект, а как часть идентичности и силы, ломая глянцевые идеалы и предлагая новую эстетику, основанную на принятии и трансформации. Таким образом фильм продолжает современный диалог о красоте, теле и социальной норме.
«Субстанция», Корали Фаржа, 2024
СОВРЕМЕННОЕ ИСКУССТВО
Одним из таких ярких примеров является творчество Микаэли Старк — современного визуального художника, который в своих проектах исследует границы тела, красоты и уродства через цифровые и мультимедийные формы. Michaelastark использует визуальный дискомфорт, чтобы заставить зрителя задуматься о стандартах красоты и их влиянии на самоощущение человека.
Julia SH и Nic Sadler — дуэт фотографов, работающих под псевдонимом SHSadler в Лос-Анджелесе. Проект создан для журнала Schön! и стал частью их серии работ, посвящённых критике визуальных норм.
Макияж намеренно размазан, а лица выглядят деформированными и обезличенными. Каждое изображение сопровождается наклейками с «составом» (глаза, губы, сияние), именами моделей и «датой годности».
Цель проекта — поставить под сомнение современные стандарты красоты и показать, как массовая культура превращает человеческие лица в товар. Проект критикует одержимость селфи, фильтрами и стремлением к идеалу, подчёркивая, что в погоне за совершенством мы теряем индивидуальность.
Серия фотографий, на которых лица моделей прижаты к прозрачной плёнке, имитируя упаковку мяса в супермаркете.
SH Sadler, «Свежее мясо», 2019
SH Sadler, «Свежее мясо», 2019
UglyWorldWide — модель и инфлюэнсер, которая создает работы, объединяющие фотографию и перформанс, акцентируя внимание на тех аспектах внешности и тела, которые традиционно считаются «неприемлемыми» или «ненормальными».
Хочется отметить ещё кого-нибудь из сферы российского современного искусства. И сразу вспоминаю проект моей коллеги, которая делала кураторский проект для художницы Дарьи Денисовой (dashkamonashka). Почти все работы строятся на обращении к эстетике дефекта, как способу критического осмысления стремления общества к идеальной форме, создавая интерес к процессам износа и усталости. Я считаю, что это также относится к теме «ugly beauty».
«Zoe», 2023 | «lunchtime», 2024, Дарья Денисова
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Современная культура стремительно движется к переосмыслению традиционных канонов красоты. Сегодня мы наблюдаем тенденцию принятия индивидуальности и свободы самовыражения, когда внешние особенности становятся источником вдохновения и гордости.
Прошли времена, когда стандарты были ограничены узкими рамками, определяемыми медийными образцами и стереотипами. Благодаря усилиям художников, фотографов, кинематографистов и общественных деятелей сформировалось принципиально новое отношение к человеческому облику. Оно основывается на признании эстетической ценности разнообразия форм, цветов кожи, телосложения и черт лица.
Это движение вдохновляет на отказ от предрассудков и дискриминации, укрепляя идеи инклюзивности и равенства. Люди осознают свою внутреннюю красоту, перестают стыдиться особенностей своей внешности и начинают ценить себя такими, какими они являются. Искусство становится мощным инструментом трансформации общества, предлагая зрителю новые перспективы взгляда на привычные вещи и разрушая старые мифы о красоте.
Так, исследование антиэстетики открывает новые горизонты для диалога между искусством и обществом, где уродство перестаёт быть табу и превращается в важную часть современного культурного дискурса.
Lauro S. J. 7. Ugly Beauty: Monstrous Dreams of Utopia //Zombie theory: A reader. — University of Minnesota Press, 2017. — С. 124-136.
Сергеева Е. К. МЕСТО КРАСОТЫ И УРОДСТВА В МИРЕ ИСКУССТВА //Ученый XXI века. — 2016. — С. 76.
Калмыков Н. А., Петушкова Г. И. ЭСТЕТИКА БЕЗОБРАЗНОГО КАК АКТУАЛЬНЫЙ ТРЕНД В ИСКУССТВЕ И МОДЕ СОВРЕМЕННОСТИ //Наука в современном информационном обществе. — 2017. — С. 7-10.
Байдина В. С. АНТИЭСТЕТИКА ИЛИ АНТИТЕЛЕВИДЕНИЕ? //Проблемы массовой коммуникации. — 2019. — С. 53.
