Еще тот Познер
«Я многое люблю в России, но сказать, что я люблю Россию… Ну, я ее люблю как что-то не своё. Это не моё. Я все равно чувствую себя чуть-чуть чужим»
Владимир Познер — это человек, который не укладывается в привычные рамки. Для одних он интеллигент и образец журналистской этики, для других — слишком западный, слишком свободный, слишком чужой. Он всегда между — между странами, эпохами, идеологиями.
Фото: Владимир Яроцкий
В советские годы он был голосом страны для Запада, в постсоветские — голосом разума в России. Он работал на государство, но никогда не был его частью. Говорил с американцами на их языке, объясняя позицию СССР, и при этом не боялся признавать, что далеко не со всем согласен. В 90-х он вернулся в Россию, но так и не стал по-настоящему «своим» — слишком критичный, слишком независимый.
«Я внутренне краснею, когда мне говорят „мэтр“ и всякие другие высокопарности. Мне неловко, неудобно…»
Фото: Владимир Яроцкий
Познер не боится задавать неудобные вопросы — ни другим, ни себе. Его стиль — это умная провокация, мягкая, но неуклонная. Он не скандалит, не давит, но выводит собеседника на чистую воду. Он может спокойно разобрать на части чью-то позицию, не повышая голоса. Это вызывает уважение и раздражение одновременно.
Фото: Владимир Яроцкий
Политически его сложно определить. Он либерален, но без наивности. Он ценит западные ценности, но не идеализирует Запад. Он критикует российскую цензуру и закрытость, но не любит, когда ему навязывают чужие лекала. В России его обвиняют в прозападности, на Западе — в советском прошлом. Его существование само по себе — вызов чьим-то убеждениям.
Познер — это не просто журналист, а феномен. Он тот, кто задаёт вопросы в мире, который полон поспешных ответов. И, возможно, именно поэтому он так неудобен?
