Первобытность и критика цивилизации. Советский и Британский опыты
Глава 3. «Холодная война в каменном веке»: дикость как аллегория
В контексте второй половины XX века образ первобытного человека в анимации стал не просто объектом развлечения или пародии, но и мощным инструментом политической и социальной критики. Особенно ярко это проявилось в советской и британской анимации, когда «каменный век» в очередной раз превращается в площадку для обсуждения очень современных проблем: страха войны, кризиса цивилизации, неуверенности в будущем.
Кадр из мультфильма «Каменный век». Киевнаучфильм. 1987 г.
Советские режиссёры, отмечая параллели между социальными конфликтами своего времени и «варварством» прошлого, создают анимационные фильмы, в которых доисторические общества становятся аллегорией современности. Так, в короткометражках и сатирических лентах студий «Союзмультфильм» первобытное племя нередко изображается как микроскопическая модель государства: со своими формальными вождями, военными конфликтами, абсурдными законами и попытками реформ. Здесь «дикарь» уже не просто мифологический Другой, а архетип гражданина тоталитарного режима, который оказывается втянут в круговорот власти, страха и абсурда. Советская анимация второй половины XX века часто использовалась как инструмент пропаганды и социальной критики, особенно в период Холодной войны. В 1970-е годы, на фоне эскалации гонки вооружений и напряженных отношений между Востоком и Западом, образ первобытного человека стал удобной метафорой для изображения абсурдности милитаризма и конфликтов. Мультфильм «Каменный век» представляет собой яркий пример такой сатиры.
Сюжет мультфильма разворачивается в доисторическом мире, где люди, еще не достигшие полностью человеческого облика, демонстрируют пороки современного общества. Персонажи, лишенные разума и руководствующиеся инстинктами, используют примитивные орудия (дубины, динозавров) только как оружие, что напрямую отсылает к ядерной угрозе и военной эскалации. Этот гиперболизированный конфликт, решенный через насилие, визуально подчеркивается грубостью фигур: неровные формы, преувеличенные черты лица и телесная «громоздкость» персонажей усиливают ощущение их примитивности и агрессивности. Этот образ перекликается с советской пропагандистской риторикой того времени, где капиталистический Запад часто изображался как агрессивный и «дикий» в своей жажде власти. Таким образом, мультфильм натурализует идею о том, что милитаризм — это не продукт современной политики, а «естественное» состояние человечества, укорененное в его первобытных инстинктах.
Кадр из мультсериала Гугисы. 1995 г.
Для усиления анализа стоит обратиться к другим советским анимационным произведениям, где образ первобытного или «дикого» человека также используется для критики. Например, в мультфильме «Маугли» (1967–1971) по мотивам Киплинга образ дикой природы и животных, окружающих человека, становится метафорой на социальные законы: борьба за выживание и иерархия в джунглях отражают классовые конфликты и борьбу за власть в обществе. Здесь «дикость» Маугли постепенно одомашнивается через воспитание, но изначально она представляет собой угрозу и хаос, что созвучно с критикой неконтролируемой агрессии в «Каменном веке». Аналогично, в мультфильме «Кот, который гулял сам по себе» (1968), основанном на сказке Киплинга, образ первобытного человека и его взаимодействия с животными подчеркивают процесс приручения и подчинения природы, но также показывают изначальную грубость и эгоизм человека. Эти примеры демонстрируют, как советская анимация использует первобытность как инструмент для обсуждения социальных и политических проблем, сохраняя ее идеологическую заряженность.
Кадр из мультсериала Гугисы. 1995 г.
Британская анимация, развивавшаяся в условиях жесткой классовой структуры и острых социальных противоречий, также обратилась к образу первобытного мира. Знаковым примером становится студия Aardman Animations — авторы культовой короткометражки «Early Man» (предшественники современных работ студии). Здесь соперничество племен и изобретение новых технологий становятся аллегорией индустриального общества. Образы дикарей и древних сообществ используются для высмеивания современных идеологических стереотипов, в том числе: национализма, бюрократии, культа силы и т.д
Британский пластилиновый сериал «Gogs» или «Гугитсы» (1995), созданный для BBC Wales и S4C, возник в эпоху пост-тэтчеровской Британии, отмеченной экономическим либерализмом, приватизацией, ростом безработицы и социальным неравенством. Политика Маргарет Тэтчер, с ее акцентом на «невидимую руку рынка» и индивидуальную ответственность, привела к регрессу социальных связей, создавая ощущение «каждый за себя». В этом контексте образ первобытного человека стал идеальной метафорой для критики экономического дарвинизма и обнажения хрупкости цивилизационных устоев.
Кадр из мультсериала Гугисы. 1995 г.
«Gogs» представляет собой сатирический взгляд на жизнь пещерной семьи, существующей в нелепо-опасном мире. В отличие от советского «Каменного века», здесь нет прямой аллегории на военные конфликты; вместо этого акцент сделан на гипертрофированном быте: борьба за еду, территорию и статус внутри семьи и общины. Визуально сериал использует намеренно «грязную» пластилинографию: ляпы, отпечатки пальцев и искаженные пропорции персонажей подчеркивают их телесность и близость к животному состоянию. Эта грубость визуального языка усиливает идею о том, что «дикость» — это не исторический реликт, а вневременной маркер человеческой натуры, скрытый под тонким слоем цивилизации.
Кадр из мультсериала Гугисы. 1995 г.
В «Gogs» первобытность становится зеркалом для отражения социальных проблем современной им Британии. Борьба за ресурсы, конкуренция и эгоизм персонажей отсылают к реалиям 1980–1990-х годов: нехватке общественных сервисов, экономическому неравенству и упадку солидарности. Сатирические приемы, такие как слэпстик-насилие (удары дубиной вместо аргументов), пародия на семейный ситком и шутки о примитивных потребителях (обжорство, хищничество), заставляют зрителя узнать собственное общество в «кривом зеркале». Мир за пределами дома превращается в охоту, семья в не столько желанную, сколько необходимую ячейку выживания, а диалог — в обмен ударами. Тем самым, сериал натурализует идеи экономического дарвинизма и социальной борьбы, которые оказываются не результатами конкретной политики, а неизбежным следствием человеческой природы, укорененной в первобытных инстинктах.
Кадр из мультсериала Гугисы. 1995 г.
Для обеих традиций как советской, как и британской характерна острая ирония. Сатирический потенциал образа дикаря проявляется не только через пародию, но и через неожиданную идентификацию: зритель легко узнаёт в анимационных «пещерных людях» себя и своё общество. Условный «первобытный век» перестаёт быть «экзотикой», наоборот, этот временной сдвиг позволяет авторам говорить о настоящем с большей свободой и прямотой, чем это возможно на открытой политической арене.
Кадр из мультсериала Гугисы. 1995 г.
На первый план здесь выходит функция анимации как средства общественной критики: за простыми сюжетами и узнаваемыми архетипами скрывается глубокая рефлексия о современности, человеческой природе и хрупкости цивилизации.
Сравнивая «Каменный век» и «Gogs», можно выделить ключевые различия в целях их сатиры. Советский мультфильм фокусируется на внешней угрозе — милитаризме и гонке вооружений, используя первобытность как аллегорию глобального конфликта Холодной войны. В то же время британский сериал смещает акцент на внутренние социальные трещины, показывая, как неолиберальные реформы обнажают «дикость» в самом обществе. Однако оба произведения сходятся в одном: они продолжают идеологизировать образ первобытного человека, превращая его в удобное «орудие» для социально-политической критики. В обоих случаях первобытность не приручена полностью, как в «Капитане Кейвмэне», а остается источником конфликта и хаоса, что позволяет авторам подчеркивать хрупкость цивилизации и неизбежность возвращения к «естественному» состоянию борьбы.
Кадр из мультсериала Гугисы. 1995 г.
В «Каменном веке» и «Gogs» образ первобытного человека гиперболизированно негативен: акцент на насилии и конкуренции игнорирует аспекты сотрудничества и культурного развития, которые подчеркивают антропологи. Например, исследования стоянок раннего палеолита показывают наличие сложных систем разделения труда и коллективной заботы о членах общины, что контрастирует с индивидуалистической борьбой в «Gogs». Леви-Стросс также отмечал, что мифы о «дикости» часто служат для противопоставления «цивилизации» и «примитивности», создавая иллюзию прогресса. В анимации это противопоставление становится основой для сатиры, но одновременно натурализует идею о том, что агрессия и эгоизм — это «естественные» черты человека, а не культурные конструкты.
Кадр из мультсериала Гугисы. 1995 г.
Процесс натурализации, описанный в начале исследования, проявляется в том, как оба произведения превращают культурные и политические проблемы (милитаризм, экономическое неравенство) в «естественные» черты человеческой природы. Первобытный человек становится не просто исторической фигурой, а символом неизбежности конфликта, что позволяет оправдывать современные социальные и политические реалии как неизбежные. Это расхождение с антропологическими данными подчеркивает, что анимация не стремится к исторической точности, а использует образ «дикаря» как медиатор между коллективным воображением и актуальными проблемами, продолжая идеологизировать его.
